СЛЫШАТЬ. ЧУВСТВОВАТЬ. ПОНИМАТЬ. Часть 8.

Мне сразу захотелось поделиться опытом с одноклассниками. Это были школьные каникулы, все отдыхали. Я еле дождался первого сентября, чтобы, как это бывает обычно у новообращенных, сказать одноклассникам, что они в заблуждении. Они слушают не ту музыку!  Ведь музыка Бетховена на порядок быстрее (если так угодно!) любого рока, который я тоже, как и все, тогда слушал и «фанател». В рок-музыке ритмические удары создают ощущение драйва, но и ограничивают изменчивость течения времени. События там примитивные и однозначные, да и по мистичности не идут ни в какое сравнение с событиями в Лунной сонате. А главное, что смена событий у Бетховена идет с высочайшей информационной емкостью! Полиритмическая структура одновременных мелодий разного содержания вводит в многопространственное переживание времени, которое может по-разному протекать в этих пространствах (определения сегодняшние, интроспективные). По сравнению с такими переживаниями событий и скоростей, любая рок композиция, даже самая «металлическая», плетется как черепаха. Мне казалось, что одноклассники просто об этом не знают. Вот я сейчас им скажу правду, и они узрят!

 

Конечно же, как и всех новообращенных, меня ожидало разочарование. Почти все меня осмеяли и даже засмеяли. Однажды во дворе, когда я возвращался из магазина "Мелодия", меня остановил соседский мальчик, видя в руке моей пластинки. Он выхватил их, интересуясь, какие новые записи мне удалось добыть. В то же время он хотел оценить мою музыкальную «продвинутость». Одно дело, если я слушаю «АББА» и «Бони М», другое, если «Лед Зеппелин» или «Юраи Хип». Увидев на конверте фамилию Баха, он даже покраснел. С чувством дружеской помощи, он тихо посоветовал: "Я тебя как друга предостерегаю – разверни пластинки обратной стороной, а то увидит кто-нибудь из дворовых авторитетов – опозоришься". Но один одноклассник сказал: «Пойдем сегодня ко мне, я тебе поставлю музыку не хуже Лунной сонаты». Я пошел. Это была Третья симфония Бетховена.

 

Охватить всецело содержание Третьей симфонии Бетховена, нам, мальчикам, тогда, конечно было не под силу. Мы заворожено слушали ее, она непонятным способом притягивала нас скрытой информацией, содержание которой в силу того возраста было не понять. Но интересно, что душа тянулась к этой музыке, хотя, видимо, опыт и знания в тот период не позволяли адекватно понимать ее во всей глубине. Иначе как объяснить, что эта музыка обладала магнетическим притяжением, хоть и не была «читаема» в деталях? Притягивала многократно повторяющаяся музыкальная фраза, пространственные качения, диссонанс и его разрешение в первой части, мистическое вознесение после основной «похоронной» темы во второй части, и совершенно непонятная из-за своей разнообразности и сложности четвертая часть. Вот эта сложность и одновременная гармоничность, а также какая-то нераскрытая тайна, меня и привлекали в Третьей симфонии Бетховена. Глубины стали потихоньку открываться с возрастом.

 

Резюмируя сегодня вышеописанное, хочу сделать следующие выводы. Вся совокупность обстоятельств, предшествующая запуску механизма познания, разожгла во мне внутренний мотив к пониманию. Этот мотив – не был мотивом для чего-то или кого-то. Я не старался кому-то угодить, казаться умницей, радовать родителей и т.п. Я это делал для себя. То есть, я искренне, хотя и бессознательно, захотел познать мир через музыку. Это состояние сильно отличается от таких болезненных синдромов, как синдромы «отличника», «папиного и маминого любимца», «бывалого», «гуру», «влюбленного» и т.п. Во всех перечисленных случаях, человек мотивирован не для собственной души, не в целях познания мира, а для того, чтобы добиться самоутверждения или другого удовлетворения каких-то потребностей. В этих последних случаях, человеком движут такие греховные страсти, как гордость и тщеславие. Дать рекомендацию, как смоделировать совокупность обстоятельств, способных вызвать истинный мотив к пониманию – невозможно. Это очевидно из всего рассказанного выше. Здесь я лишь акцентирую внимание на обстоятельствах и событиях, которые могут запустить механизм мотива – но он должен быть и будет личностный, ни на что не похожий.

 

До настоящего понимания музыки, я ее слушал всегда.  Почти с грудного возраста в доме играла радиола,

а в школьные годы я каждую неделю ходил в филармонию с родителями, слушал живые концерты; обучался игре на фортепиано. Но это не позволило мне включить механизм понимания. Потому что, не было собственного мотива к познанию! Его еще можно назвать – интеллектуально-духовным энтузиазмом. Только собственный посыл, собственный энтузиазм, собственная свободная работа, самовозделование – может произвести преображение мировосприятия и привести к пониманию. Причем не ради гордости, а ради собственной души. Механизм запуска этого самовозделования не имеет рубильника в определенном месте и не может быть запущен сознательно в определенное время. Он включается сам свыше, при определенном стечении обстоятельств. Но это стечение обстоятельств не является абсолютно случайным, оно включено в систему собственной тяги к познанию. Однако заранее не предсказать конкретную временную точку, поэтому нельзя злиться и нервничать, если желаемое пока не поддается познанию. Это говорит о неготовности души, – следует отложить неподдающееся познание и заняться изучением предметов в смежных областях для расширения и подготовки сознания. Единственное, что является абсолютно необходимым для понимания и познания – искренность перед самим собой: понял ли я на самом деле, или пытаюсь для чего-то обмануть себя и других.

 

Посещение концертов в филармонии и занятия музыкой могут ничего не дать. Мое понимание пришло именно тогда, когда я увидел настоящую форму произведения. Ее мне показали Гринберг и Гилельс. Вряд ли до такой степени разбирался в ней мой музыкальный педагог, и вряд ли я сам ее смог бы увидеть без чьей-то помощи. К тому же, да простят меня многие музыканты, уровень исполнения на концертах в подавляющем большинстве, мягко говоря, ниже среднего. Третья симфония Бетховена, к примеру, только раз произвела на меня глубочайшее впечатление, когда я услышал то, что невозможно передать в записи – это было исполнение Францем Брюггеном в Санкт-Петербургской филармонии в конце 90-х. Все другие прослушивания этой симфонии оставляли удручающее впечатление – я на концерте слышал даже меньше, чем в записях великих мастеров. Концерты ничего не дают еще и по другой простой причине – на них слушаются всегда разные произведения. Даже если сейчас посмотреть на репертуар концертных площадок, можно увидеть, что одно и то же произведение повторяется один раз в несколько лет. Не спорю, есть популярные исключения, скажем, та же Третья симфония Бетховена. Но даже если какое-то произведение исполняется несколько раз в году – все равно невозможно систематизировать в себе результат восприятия и что-то понять.

 

Приходиться констатировать, что истинное понимание классики возможно лишь при очень хорошем музыкальном образовании, которое могут дать только очень хорошие педагоги, или, как это ни покажется странным – при осмысленном прослушивании записей с интеллектуально-духовным энтузиазмом на домашней аппаратуре высокой верности воспроизведения.

 

Классические произведения не познаются с первого раза, они слишком глубоки и сложны. Для их понимания требуется неоднократное к ним обращение. До того, как понять сонаты Бетховена в исполнении Гилельса, я многократно, как об этом писал выше, прослушал их в других вариациях. Пусть для меня другие исполнения не оказались откровениями, но они были все равно хорошими. За время их прослушивания что-то происходило в моем сознании и памяти. Психологические процессы были сложными, оставим это для серьезных специалистов, но тот факт, что память стала фиксировать какие-то важные для понимания обороты музыкальных событий – факт безусловный. При том, как мне казалось, что я ничего не понимаю, в моем сознании и подсознании проходили процессы запоминания, сравнения, повторения, углубления и т.п. Очень важно для себя понять – классические произведения любых жанров и направлений в искусстве, не подаются пониманию с первого раза! Самые великие произведения никогда до конца не познаются. В них заложено столько, что хватит на веки веков.

Классикой на тот момент жизни я называл те произведения, которые не понятны в должном объеме с первого раза; начинают пониматься и преображать сознание после неоднократного повторения; со временем «не приедаются», а наоборот – открываются все глубже и глубже.

 

Любая рок композиция, да простят меня любители рока, имела свой срок. Она поначалу безумно нравилась, потом приедалась, а в конце вообще не возможно было ее слушать – вся ее подноготная оказывалась вывернутой. Главное, что страсти и мысли рок-музыкантов казались подростковыми, такими же как у нас, ребят во дворе. И это поначалу воспринималось замечательно! (Уверен, что подавляющее большинство юных меломанов это и привлекает.) Но эти страсти и мысли, во-первых, с каждой новой книгой и опытом устаревали, во вторых имели, как мне казалось, временную ценность.

 

Это понимание таилось у меня где-то в глубине души, я, конечно же, тогда не смог бы эту мысль правильно сформулировать.В то время я точно понял одно: как любитель классики, человек обречен на мизерное количество сотоварищей. Единение всем стадионом не будет! Здесь нет общего выброса адреналина. Не будет и беспричинной физической радости (которая резко может смениться грустью, или оставить непредсказуемые тяжелые ощущения на утро). Не будет желания что-то сломать или во что-нибудь (не дай Бог, если кого-нибудь) ударить.

 

 Позже я понял, что энергия, даваемая композиторами классики, неземная – потому что она генерируется не эмоциями, а глубокими чувствами. Она превосходит энергию, даваемую другими музыкальными культурами так же, как превосходит энергия атома все другие энергии. Эта энергия внутренняя, истинная, преобразующая, созидающая – делающая тебя человеком. Последнюю мысль правильнее было бы выразить так: позволяющая получить опыт истинно человеческий – опыт того, кто имеет Образ и подобие Божье.